О начале Великой Отечественной войны я узнал, находясь в городе Ставрополе. Там стояла наша 103-я механизированная дивизия. Нет слов, чтобы рассказать, какой гнев и возмущение среди бойцов и командиров вызвала весть о вероломном нападении фашистской Германии. У каждого одно желание — скорее на фронт!
Эшелоны, эшелоны… Тысячи солдат и командиров, с техникой и боеприпасами уходят на запад. Отправилась в далекий путь и наша дивизия.
Я в то время командовал пулеметной ротой.
В бой вступили не сразу. Сначала строили оборонительные сооружения в районе Издешкова. А 24 июля нашему 583 полку был дан приказ прибыть на формирование в город Ельню.
И вот мы в пути. Лето. Жара. Пылят автомобили, устало шагают бойцы в пропотевших гимнастерках. Командиры подбадривают: «Ничего, вот придем в Ельню, отдохнем — и сразу в бой».
Никто из нас не знал, что город уже несколько дней в руках гитлеровцев. Поэтому первое столкновение с немцами было почти неожиданным. Тем не менее мы не растерялись, полк развернулся и устремился вперед. После короткого, но жестокого боя, форсировав неширокую, но довольно глубокую, речку, мы расположились в деревне Лаврово.
Полк занял оборону. Гитлеровцы по нескольку раз устремлялись в атаки, пытались оттеснить нас, бросали танки. Мы отвечали контратаками. День за днем проходили во взаимных атаках. Передовые позиции сблизились на 200—250 метров.
Утром 30 августа была предпринята очередная атака. Бойцы устремились вперед. Немцы молчали некоторое время, а потом открыли огонь.
Но под ударами советских войск, неся ощутимые потери, фашисты вынуждены были откатиться назад. Спешно покинули они позиции и на нашем участке. Путь наш лежал теперь через деревни Семешино, Серебрянка, Софиевка, Еремино.
Сердце обливалось кровью, когда мы видели сожженные деревни. Помнится, каким жестоким был бой за деревню Еремино. Когда взяли ее, то увидели только один уцелевший сарай и обгорелые деревья. Тем сильнее крепло чувство ненависти к врагу и желание мстить ему за все его злодеяния.
Как-то с наступлением сумерек пошел я в один из взводов, к своим пулеметчикам. Сидим, негромко разговариваем. Ночь темная. Вдруг вдалеке послышался треск мотоциклетного мотора.
— Никак фриц? — сказал командир взвода. — Ну, назад он не уйдет.
— Стрелять нельзя, себя обнаружим, — предупредил я. — Сейчас же мины накроют.
— Не беспокойтесь, мы его живым возьмем. А ну, ребята, давай!
Бойцы, захватив заградительную сетку, быстро растянули ее поперек шоссе.
Мотоциклист мчится. Вот он ближе, ближе, и сходу врезается в сетку. Мотор заглох. Немец вылетел из седла и грохнулся наземь. Опомниться не успел — бойцы схватили и обезоружили его, отвели в землянку. Допросить бы, а по-немецки говорить никто не умеет. Офицер сидит с каменным лицом. Сгрудились вокруг него бойцы, и кроют-ругают на чем свет стоит. Всякие слова были, чего греха таить…
Слушал, слушал немец и вдруг заговорил по-русски! Знал он наш язык, да только притворялся. Оказалось, он офицер связи, ехал с важным донесением в штаб своей части, думал, что находится в расположении своего войска, да просчитался. Доставили его в штаб батальона. Он дал ценные сведения…
Не было предела героизму и мужеству советских бойцов и командиров. Они смело шли в бой. Многие пали смертью храбрых. Среди них командир полка Дудков и сменивший его майор Шаров. Погиб на моих глазах командир взвода пулеметчиков Казнаделов, сраженный вражеской миной. Во время атаки пал командир стрелковой роты Савченко. Отважно сражались и погибли пулеметчики таджики Кабутов, Ибрагимов и многие другие…
С тех пор минуло более тридцати лет. Но память о былых сражениях не изгладится.
В. Новиков, бывший командир пулеметной роты