Начиная с фильма «Семеро смелых», в структуре произведений Герасимова не обнаруживается никаких влияний, никаких «отзвуков» эстетической системы фэксов («может быть, в какой-то мере это влияние коснулось лишь одного его фильма — «Маскарад», — замечает автор книги). Значит ли это, что «фэксовские» годы ничего не дали С. Герасимову как художнику? На страницах книги Л. Парфенова о Герасимове мы находим недвусмысленный ответ на этот вопрос: конечно, дали, и очень много.
Отличавшие школу факсов дух коллективизма, железная дисциплина, постоянная неудовлетворенность сделанным, взаимная требовательность, творческий профессионализм, приобретаемый ежедневным напряженным трудом, — все эти уроки были глубоко усвоены Герасимовым. Поэтому, выбрав свой путь в искусстве, он до сих пор с благодарностью вспоминает «красный ковер в елисеевском особняке».
Первые режиссерские опыты Герасимова — поставленные в 1930—1934 годах фильмы «Двадцать два несчастья», «Лес», «Сердце Соломона», «Люблю ли тебя?» — не сохранились. Внимательное изучение скупых газетных рецензий, немногочисленных фотографий, воспоминаний зрителей и самого режиссера позволило Л. Парфенову «реконструировать» для читателя облик этих картин и оценить их как во многом несовершенные подступы начинающего художника к искусству режиссуры.
И вот «Семеро смелых» — фильм, ставший кинематографическим явлением, удостоверивший рождение зрелого и самобытного мастера. Л. Парфенов убедительно показывает закономерность этого, на первый взгляд, как будто бы совершенно неожиданного творческого взлета. Он не только обстоятельно анализирует сам фильм, но и ту атмосферу — общественную и творческую,— в которой фильм рождался (это, кстати сказать, относится и к анализу других картин).
Вместе с автором книги мы перелистываем подшивку «Правды» середины 30-х годов, и в строчках газетной хроники перед нами оживает одна из ярчайших примет жизни советского общества тех лет — массовое стремление к героизму. В центре внимания режиссера оказались герои, увиденные в жизни, выражавшие ее смысл, ее внутренний пафос. Стремление Герасимова к внимательному психологическому исследованию их характеров в типических обстоятельствах, рожденных эпохой, отвечало той потребности нашего киноискусства 30-х годов, которая нашла столь блистательные воплощения в «Чапаеве». Суть этой потребности очень точно определена на страницах книги: «внимание к личности человека, к становлению его социалистического сознания, к особенностям его индивидуальных качеств».
Автор обращает наше внимание на то, что в «Семеро смелых» достаточно рельефно обозначились многие существенные особенности Герасимова-художника. Приверженность к актуальным общественным проблемам современности. Стремление к глубокому раскрытию характеров в их диалектических взаимосвязях с окружающей средой. Настойчивое желание расширить выразительные возможности экрана за счет творческого освоения приемов литературной выразительности.
Развиваясь, углубляясь, обогащаясь новым историческим содержанием, эти особенности определяли и продолжают определять своеобразие его искусства. Здесь в равной степени важны п поразительная верность своим художническим пристрастиям, и нежелание ограничиваться ранее найденным, постоянный поиск на новых глубинах.
Л. Парфенову удалось показать эту диалектику творческого процесса — не декларативно, а аргументированно, опираясь на обстоятельный анализ. Так, он убедительно показывает движение от психологически многомерных, но статичных, лишенных развития характеров в фильме «Семеро смелых» к увенчавшейся успехом попытке нарисовать развитие характера Наташи в «Комсомольске» и к еще более углубленному психологизму героев «Учителя». Вместе с тем, фильмы в этой кинотрилогии о молодежи 30-х годов объединены общностью творческих принципов, признаками «герасимовского стиля» в киноискусстве.