С группой штабных командиров и красноармейцев я остался на передовой, где был оборудован простейший наблюдательный пункт. Телефонной и радиосвязи со штабом дивизии не было. Поэтому приходилось через каждые три-четыре часа в штаб направлять с донесениями посыльных, которые приносили мне оттуда отрывочные сведения о возмущении командира дивизии за медленное развертывание полка. Я понимал всю сложность моего положения и сознательно избегал прямой связи с командованием.

Наконец, возвратился начальник дивизионной разведки. Потный, весь в пыли, он лег рядом со мной и несколько минут молчал. Отдышавшись, с улыбкой на лице стал рассказывать:

— Едва выдержал бой с Илларионовым. Все-таки сумел успокоить его и заверить, что действия командира полка правильные, успех будет обеспечен. На это командир дивизии заявил: «Ладно, защитник. Я с вами поговорю завтра».

Такой исход меня устраивал.

Тем временем командиры батальонов и дивизионов в условиях непрерывного действия артиллерии противника продолжали рекогносцировку и ознакомление командиров рот и батарей с обороной противника. Ко второй половине дня связисты сумели установить на наблюдательном пункте телефонную связь с батальонами и дивизионами.

В середине ночи на моем пункте стали раздаваться телефонные звонки. Командиры поочередно докладывали о выходе своих подразделений в назначенные места и готовности к наступлению.

На рассвете получил донесение от Александрова о том, что его бойцы вышли на указанный рубеж. От командира первого батальона Гриценко сведений пока не поступало. Но зная Гриценко, его осторожность и рассудительность, мы не беспокоились за судьбу батальона.

А. Бабаджанян