Анатолий Константинович Лядов происходил из очень музыкальной семьи.
Его дед Николай Григорьевич Лядов был капельмейстером в Санкт-Петербургском филармоническом обществе.
Отец Анатолия, композитор Константин Николаевич Лядов, капельмейстер Императорской Русской оперы, был образованнейшим музыкантом своего времени. Но его композиторский талант не получил должного развития, из его сочинений сохранила отчасти свое значение только очень известная в свое время фантазия для хора и оркестра на тему песни «Возле речки, возле моста».
К. Н. Лядов родился в 1820 году. Музыке учился в Санкт-Петербургском театральном училище, по окончании которого поступил, кажется, скрипачом в оркестр Императорской Русской оперы, а в 1850 году занял место капельмейстера там же. В отставку вышел 15 мая 1869 года, умер 7 декабря 1871 года.
Как капельмейстер К. Н. Лядов пользовался большим успехом у публики и искренней любовью артистов, хора и оркестра. Его любили и как талантливого дирижера, и как человека, всегда благорасположенного и к товарищам, и к подчиненным. К сожалению, и композиторский талант К. Н. Лядова, и его дирижерские данные сильно страдали от его образа жизни. Он любил жить широко, как артист и барин, не считая денег и отдавая слишком много времени обществу друзей и артистов. Последнее обстоятельство, особенно под конец его жизни, вносило беспорядок в его дирижерскую деятельность и было одной из причин невозобновления контракта с К. Н. Лядовым в 1869 году.
У Константина Лядова было четыре брата и две сестры. Из них Николай был виолончелистом в оркестре Императорского балета; Михаил был пианистом — он уехал в Сибирь, где и исчез; Александр был дирижером Императорского балета; Анна хорошо играла на фортепиано; Владимир был хористом Императорской Русской оперы; Елена была хористкой в Итальянской опере и вышла замуж за Афанасия Андреевича Антипова. Одна из четырех дочерей Александра, Вера Александровна Лядова, была знаменитой опереточной певицей, прославившейся исполнением роли Прекрасной Елены.
У Антиповых было двое детей: Константин, окончивший Санкт-Петербургскую консерваторию по классу композиции в 1886 году, и Ольга, вышедшая замуж за Н. Г. Корсакевича.
Константин Антипов, на талант которого возлагались большие надежды, вследствие неблагоприятно сложившихся обстоятельств и болезни, рано прервал музыкальную деятельность. Его сочинения для фортепиано, изданные у М. П. Беляева, обнаруживают дарование и вкус.
Мать Анатолия, Екатерина Андреевна, урожденная Антипова, не имела влияния неразвитое мальчика, так как умерла, когда ему было около шести лет. Ее брат Афанасий Андреевич был женат на тетке Анатолия, Елене Николаевне; две его сестры, Мария и Варвара Антиповы, были учительницами музыки на фортепиано.
Анатолий родился 29 апреля 1855 года в Санкт-Петербурге. Он был вторым ребенком, сестра Валентина была старше его на шесть лет. Ранняя смерть матери и беспорядочный образ жизни отца были причиной того, что дети росли почти без присмотра. Отец не показывался домой иногда по нескольку дней, и тогда дети оставались на попечении слуги Афанасия. В детях принимали участие родные и помощник режиссера Мариинского театра Александр Яковлевич Морозов, очень любивший Константина Николаевича и его детей.
При такой обстановке о правильном воспитании и учении детей не могло быть и речи. Анатолий очень любил рисовать, но учить его рисованию было некому. Эта любовь к живописи сохранилась у Анатолия Константиновича на всю жизнь. Впоследствии, занимая своих сыновей в свободные минуты или во время их болезней, Анатолий Константинович рисовал для них изображения волшебников, о которых он любил им рассказывать, и другие картинки, показывающие прирожденные способности его к живописи.
К счастью, с музыкой дело обстояло гораздо более благоприятно. Одна из сестер Афанасия Андреевича Антипова, женатого на тетке Анатолия, Варвара Андреевна, взяла на себя труд учить мальчика игре на рояле, и таким образом способности его могли развиваться уже в раннем возрасте.
Отец, по-видимому, понимал, что Анатолий очень одарен в музыкальном отношении, потому что он любил выводить мальчика, когда собирались гости, и заставлял его петь.
В детстве у Анатолия был очень хороший голос, но взрослым он никогда не пел: для воспроизведения мелодии он предпочитал свистать, что делал с такою виртуозностью, точно играл на флейте.
Возбуждающим интерес к музыке обстоятельством была также близость детей капельмейстера Лядова к оперному театру. Доступ на сцену на репетициях и в спектаклях был для них свободен, и брат и сестра проводили много времени в театре, не только в качестве слушателей и зрителей, но и в качестве исполнителей: они участвовали в «Жизни за царя» и в «Юдифи», исполняя роли детей-статистов в толпе.
Весьма возможно, что та атмосфера любви, которой был окружен в театре капельмейстер Лядов, создавала в глазах детей вокруг его личности некоторый ореол, усиливавший любовь их к отцу, всегда проявлявшему к ним нежную ласку: несмотря на свою заброшенность, они его обожали.
Музыкальные способности Анатолия и общественное положение его отца предопределили направление его воспитания. Анатолия решено было отдать в консерваторию, куда он и поступил в сентябре 1870 года. Анатолий был принят бесплатным учеником на стипендию имени его отца, капельмейстера К. Н. Лядова, учрежденную артистами Императорской Русской оперы.
Тот факт, что Анатолия приняли бесплатным учеником, показывает, что его музыкальные способности были уже тогда замечены и что он все же был порядочно подготовлен с музыкальной стороны. Что касается общего образования, то в этом отношении для пятнадцатилетнего мальчика, вероятно, было сделано очень мало.
При поступлении в консерваторию Анатолия поместили на полный пансион к А. С. Шустову, который был кандидатом в члены дирекции Санкт-Петербургского отделения Императорского Русского музыкального общества. Позже, когда сестра Анатолия, Валентина Константиновна, бывшая уже артисткой Императорской драмы, вышла замуж за певца Императорской Русской оперы Сариотти, Анатолий жил у сестры.
В консерватории Анатолий учился на скрипке и на фортепиано. На скрипке учение продолжалось недолго, и Анатолий бросил этот инструмент, дойдя до этюдов Крейцера. По-видимому, он сохранил о скрипке воспоминание как об инструменте очень трудном для изучения. По крайней мере, я помню слова Анатолия Константиновича в классе инструментовки: объясняя, что можно сыграть на скрипке, он со своей характерной улыбкой прибавил: «Скрипачи думают, что они могут играть чисто целые пассажи терциями».
Занятия на фортепиано продолжались два года: 1870/71 и 1871/72 год. Первый год он учился у профессора Беггрова, второй — у профессора Кросса. Затем Лядов перешел уже в класс специальной теории музыки к профессору Иогансену, у которого «блистательно прошел гармонию, контрапункт и фугу»*.
От Иогансена Лядов перешел в класс практического сочинения Н. А. Римского-Корсакова. О занятиях Лядова в его классе Римский-Корсаков рассказывает в своей «Летописи» следующее: «В мой класс он стремился всей душой, но, поступив в него, стал работать все менее и менее и наконец вовсе перестал посещать классы. Дело дошло в конце концов до того, что Азанчевский (бывший тогда директором консерватории. — В. В.) принужден был уволить его и Дютша из консерватории…» «Вскоре после состоявшегося исключения молодые люди пришли ко мне на квартиру с обещанием заниматься и с просьбою ходатайства моего о принятии их вновь в консерваторию. Я был непоколебим и отказался наотрез»**.
Об этом увольнении в архиве консерватории сохранился следующий документ в виде копии с письма, отправленного директором консерватории капельмейстеру Императорской Русской оперы Э. Ф. Направнику:
М. г. Эдуард Францевич.
В сентябре месяце 1870 г. был определен в число учеников СПБ. консерватории сын умершего капельмейстера Императорских театров К. Н. Лядова Ан. Лядов, с зачислением его стипендиатом учрежденной в консерватории в память Константина Лядова стипендии.
Во все время нахождения его в консерватории Ан. Лядов по всем предметам своих занятий показывал обладание значительными способностями, что и подавало полное основание надеяться, что из него со временем может образоваться артист, выходящий из ряда общего. Между тем, к величайшему сожалению, практика доказала, что личное рвение уч-ка Л. к занятиям в последнее время нисколько не соответствовало его способностям, и даже, несмотря на неоднократные увещания и разного рода принятые меры взыскания, он вовсе перестал посещать свои классы и в течение настоящего учебного сезона был в консерватории только три раза, в том числе один раз по личному моему приглашению для объявления, что если он будет продолжать не посещать классы, то подвергнется исключению из консерватории. Но и это последнее обстоятельство, по-видимому, не подействовало на ученика Лядова, так как он до сего времени не являлся в консерваторию.
Вследствие сего придя к убеждению, что в отношении ученика Лядова не остается ничего более, как привести в исполнение предложение об исключении его из консерватории, долгом считаю уведомить Вас, милостивый государь, об этом, покорнейше прося поставить об изложенном в известность гг. артистов Русской оперной труппы, чтобы они по исключении ученика Лядова из числа стипендиатов К. Н. Лядова избрали на его место другое лицо.
15/I 1876. Примите и пр. М. Азанчевский
Рассказав о своем отказе ходатайствовать о возвращении в консерваторию Лядова и Дютша, Н. А. Римский-Корсаков продолжает: «Откуда, спрашивается, напал на меня такой бесстрастный формализм? Уж не от занятий ли контрапунктом, подобно тому как военно-морская школа вызывала во мне приливы начальственного тона? Не знаю; но приливы формализма до сих пор подчас преследуют меня. Конечно, Лядова и Дютша следовало немедленно принять как блудных сынов и. заколоть для них лучшего тельца. Ведь Дютш был весьма способен, а Лядов талантлив несказанно. Но я не сделал этого. Утешаться можно разве тем, что все к лучшему на этом свете — и Дютш и Лядов стали впоследствии моими друзьями».
* Римский-Корсаков Н. А. Летопись моей музыкальной жизни / Под ред. Н. Н. Римской-Корсаковой. СПб., 1909.
** Там же. События в «Летописи» описаны до августа 1906 года.