Интервью с Альберто Корваланом

Фильм «Сердце Корвалана» начинается привычными в документальных фильмах кадрами летней многолюдной улицы. Камера выделяет в толпе фигуру молодого человека и следует за ним. Он очень хорош собой — это первое, что замечаешь. В остальном же проход его в уличной толпе более чем будничен. И потому странным несоответствием звучат на этой деловой улице полные драматизма слова закадрового голоса рассказчика: «Этого юношу мы сняли в сентябре 1975 года в Софии. Он выжил, и этому трудно поверить… Как истязали его в подвалах чилийского гестапо… Совсем недавно… Его избивали. Потерявшего сознание били прикладами, топтали сапогами… Подвешивали вниз головой, пытали электрическим током. Пытка, от которой можно потерять рассудок… Ему 28 лет. Луис Альберто. Сын генерального секретаря Коммунистической партии Чили Луиса Корвалана».

Это самая драматическая часть фильма, потому что она свершается на наших глазах. Буквально на наших глазах. И все-таки она кажется невероятной, немыслимой, невообразимой…

Роман Кармен начал снимать картину, когда Луис Альберто только что вышел из застенков Пиночета и обосновался в Болгарии. Красивый молодой человек с нежным, чистым лицом, с мягкими, черными прядями волос, обрамляющими лицо четкой волнистой линией. Очень спокойный, сдержанный. Беспрерывно курит, но без всякой нервозности. Рассказывает лаконично, несколько даже отстраненно. Очень похож на отца и вместе с тем не похож. Почти не улыбается.

Подробное интервью с Альберто Корваланом снято и смонтировано в картине так, что он периодически появляется на экране на протяжении всей картины и, можно сказать, ведет рассказ об отце параллельно с рассказом автора. Характерно: Луис Альберто сидит за столом в одной и той же позе, фронтально к зрителю, и кадры, в которых он присутствует, все внешне статичны. Но зато как насыщены эмоционально, как динамичны внутренне! Портрет его искусно снят в чистой, глубокой, выразительно спокойной тональности. В лице Луиса Альберто как будто никаких эмоций (снимал интервью главный оператор фильма П. Шумский), но психологическая пристальность камеры сразу же обнаруживает в его облике подробность, от которой уже нельзя освободиться. Она вызывает в нас какое-то подспудное внутреннее движение, ощущение тревоги, боли: зрачки Луиса Альберто время от времени расширяются и становятся неподвижными, а веки глаз все время напряженно морщатся. Так бывает, когда человек постоянно смотрит внутрь себя, во что-то мучительное, хочет одновременно и отогнать эту мучительность и сосредоточиться на ней. Когда в человеке живет постоянная боль, ее, может быть, не всегда чувствуешь, но она дает себя знать каким-то рефлекторным внутренним ощущением.

Луис Альберто несколько оживляется, когда рассказывает о самом дорогом, милом его сердцу — о маме, о ее мужестве, о том, как отец любит ее, как он ласково и смешливо называет ее «моя половинка апельсина».

Но чем драматичнее его рассказ, тем ровнее и отдаленнее звучит его голос. И только трепещут, подрагивают веки. «Мой арест произошел после очень крупной операции, когда в доме, где я живу, было арестовано 60 человек. Это началось еще до комендантского часа, около 5 часов утра… Тогда были арестованы и женщины, даже беременные женщины, дети, старики».

Он останавливается на этой фразе и несколько раз утвердительно кивает головой, словно подтверждая то, во что трудно поверить.

«Я вспоминаю последние слова, которые мы сказали друг другу в августе прошлого года в концлагере Ритоке… Он тогда прибыл с Досона н на лице у него были следы издевательств», — веки Альберто прыгают, собираясь в мучительные морщины. Они живут отдельно от спокойного нежного лица, живут своей потаенной жизнью, своей неумирающей болью.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>