Россия является ярким примером культурной общности, которая, не имея собственной цивилизованной древности, начала свое средневековье с формирования своего собственного текста культуры, прибегнув к заимствованию чужого социокультурного опыта и перерабатывая его на основе собственных этнополитических, духовных и хозяйственных традиций. Этот текст культуры находится в необычайно динамичном все время не состоявшемся и все время становящемся состоянии, в стадии постоянного выстраивания и формирования (но не достраивания, не дополнения, не доделки) и по сей день. Это связано с открытостью российской культуры, с отсутствием древнего национального ядра, когда любой чужой опыт не входил фрагментом или примечанием в русский национальный культурный опыт, но вступал в синтез с его постоянно бродящим ядром! Привносимый элемент только тогда у нас может привиться, когда влияет на коренную проблематику отечественного духовного развития (принятие христианства, монголо-татарское иго, исихастское влияние, Петр I и его реформы, роль европейского Просвещения, гегельянство, марксизм).
Необходимо отметить, что древность для национального самосознания — категория, которая может развиваться, менять свое значение, возникать. Это можно показать на примере России. Петр I и дальнейшее развитие страны отбросили Древнюю Русь (средние века) как старину, как ненужные пережитки, переведя многие ее традиции в маргинальное состояние.
Это вызвало соответствующую реакцию: сначала Щербатов, затем архаисты и особенно славянофилы, опираясь на далеко неизжитые древние традиции народной жизни и низовой культуры, в разной мере мечтали о возврате, восстановительной экспансии этих традиций в современное им российское социальное устройство и духовное развитие. Однако после реформ 1860—1870-х гг. и в особенности после свержения монархии и недолгого буржуазного строя эти чаяния и настроения стали культурной иллюзией и интеллектуальной фикцией. Так окончательно был завершен цикл превращения российской допетровской старины в древность, язык, семантика, идеи и образы которой уже начиная с пушкинской поры все более переставали быть понятными и становились предметом специальной исследовательской экзегезы.
На заметку пользователя: Если Вас интересуют гостиничные чеки купить Санкт-Петербург, обращайтесь на интернет-ресурс http://spbcheck.ru.
Вовсе не парадоксом такого рода культурных процессов является занимательный феномен постепенного изменения оценочного статуса в данном случае русского средневековья, его памятников и культурных традиций: с течением времени атрибуты «ветхости», «консервативности», «ненужности», «отсталости» как бы сброшены с русского средневековья X—XVII вв. Оно стало все более ощущаться в понятиях «величия», «первоначал», «классики» и становиться все более и более необходимым для современного культурного самосознания. Допетровская старина, утеряв социальную и политическую актуальность, уже не могла тянуть назад. Чувство и ясное понимание ее невозвратности усилили ощущение эстетической привлекательности и духовной новизны. Перестав быть фантомом, угрожавшим реальным, хотя бы только идеологическим возвратом к прошлому, русская культура периода средних веков стала национальной древностью, только пройдя по крайней мере через два резко выраженных исторических интервала: реформы Петра и революционные сдвиги начала XX в. (а может быть, и реформы середины XIX в.).
В известном смысле древность функционально становится древностью, только пережив периоды забвения, отставки и существенную потерю своего культурно-значимого смысла. Только после этого ее можно начать возрождать и только тогда древность может сыграть обновляющую необратимую, компенсирующую, иными словами — ренессансную — роль.