Болгарский коммунист Георгий Димитров

Все честные люди мира затаив дыхание следили в дни Лейпцигского процесса за неслыханным поединком одного человека против всего германского фашизма.

Болгарский коммунист Георгий Димитров стал героем советского народа, его гордостью. Его подвиг был исполнен величия незыблемой коммунистической убежденности.

…Случилось так, что с группой военных корреспондентов я оказался в Софии еще до того, как туда вошла Советская Армия. Весь путь по Болгарии мы проделали вслед за партизанскими отрядами.

офицер

И вот я узнал, что мне предстоит встретиться с Димитровым в Москве. Я должен был рассказать ему обо всем увиденном в Болгарии… Была ночь. Я шел по коридорам большого здания. Ноги и плечи в пыли, я не успел стряхнуть ее в самолете. Прямо с аэродрома поехал сюда. Шел по коридору и думал: «Сейчас очень поздно, удобно ли вваливаться ночью? Может, лучше попросить отложить до утра?»

Я высказал свои сомнения провожатому, тот улыбнулся:

— Товарищ Димитров ложится спать утром. У него все ночи рабочие.

Я вошел в кабинет.

Георгий Михайлович поднялся из-за стола, пошел навстречу. Оглядев запыленную гимнастерку, сапоги, спросил:

— Наши, болгарские? — Положил руки мне на плечи, прижал к себе, прижался лицом к пыльной гимнастерке. Отстранился. Глаза блестящие, радостные. Провел согнутым указательным пальцем по усам, потом дотронулся до уголков глаз, показал на стул: — Рассказывай.

Я сказал, что волнуюсь и не знаю, с чего начать.

— Люди понравились? Хорошие люди?

Я говорил о чувствах, пережитых в Болгарии. Нас встречали с великой любовью, как братьев.

Георгий Димитров слушал, разглаживая усы согнутым суставом указательного пальца, довольно усмехаясь, курил. Глаза его были мечтательны и нежны.

— Вот видите, какой народ! Какой замечательный народ! И нет такой силы на земле, которая могла бы подавить его любовь к народу русскому.

Я сказал, что видел в Софии здание советского посольства. Оно пустое, но болгары украсили его снаружи гирляндами.

— Мы, — снова заговорил Димитров особенным тоном, — мы, то есть болгары и Советский Союз, теперь… — Он соединил обе руки переплетенными пальцами. — Исполнились чаяния наших народов.

Я рассказал, что шофер грузового «студебеккера», на котором мы пробирались по Болгарии, так высказался о болгарском языке: «Не то они по-русски разучились, не то мы стародавний свой язык позабыли».

Димитров смеялся весело, задорно, раскачиваясь на стуле.

Я говорил о том, как в Софии был приглашен на встречу с регентом царя, а регент оказался старым коммунистом, известным философом-марксистом Тодором Павловым. Потом вспомнил, что видел коммунистов, только что выпущенных из фашистской тюрьмы. Однако многих немцы перед бегством успели расстрелять. Георгий Михайлович, склонившись в задумчивости, курил. По его лицу скользили тени табачного дыма. Он вздохнул печально:

— Да, много изумительных людей погибло в фашистских застенках.

Я рассказал, как болгарский народ громил немецкие комендатуры, арестовывал предателей. Как спускались с гор в долины партизанские отряды. Рассказал и о литературном вечере в Софии в полуподвальном этаже отеля «Болгария». На всех других этажах в окнах не было стекол. Выступали поэты, прозаики. Выступил и я.

Никогда не забуду я радостно светящееся в серых предрассветных сумерках лицо Георгия Димитрова. Он перечислял имена болгарских писателей, названия произведений, декламировал стихи. Он был несказанно счастлив, когда я подтверждал, что такого-то и такого-то писателя видел на этом вечере, что они вместе с народом.

Я понял, как трепетно сильно любит их Георгий Димитров, как дорожит преданностью болгарской интеллигенции народному делу.

А за окном все светлело и светлело. Но даже пепельный рассвет не мог погасить блеск глаз Георгия Димитрова, смирить живость его движений или уменьшить его неутолимую жадность ко всему увиденному мною в Болгарии. И как-то получилось так, что уже не я рассказывал о Болгарии, а Георгий Михайлович. Он вдохновенно говорил о героических борцах болгарского народа, о его культуре, о будущем своей родины. Говорил так увлеченно, что я подумал: «Не только из ненависти к фашизму была выкована могучая духовная несокрушимость коммуниста Георгия Димитрова. Она была собрана также из самого нежного материала на земле, столь же непреоборимого, — из сыновней любви к своему народу».

Георгий Димитров так сказал о будущем Болгарии:

— Придет время, и Болгария внесет свой большой вклад в общесоциалистическую сокровищницу культуры. Русский народ и народ болгарский станут братьями и по коммунизму.

Я пожал на прощанье руку Георгию Михайловичу.

Он спросил:

— Приедешь?

Я ответил:

— После Берлина, в штатском.

Рука у него была сильная, твердая и теплая.

В. Кожевников, 1944 г.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Можно использовать следующие HTML-теги и атрибуты: <a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <strike> <strong>